своего локтя.
Однозначная поза: так только супруги и стояли. По ухмылке Тоф было точно ясно, что и она понимала ситуацию. От этого небольшая искорка внутри стала сильнее, превратившись в маленький чёрный огонёк.
Пока священник бормотал свои тексты, Мадара позволил себе прикрыть глаза. Ненадолго, потому что его место было рядом с женихом, когда тот подойдёт: Таджима не дождался свадьбы младшего сына, умерев пять с половиной лет назад. Буцума, кстати, тоже греет землю (странные Сенджу предпочитали не сжигать трупы, а закапывать), и его место займёт Хаширама.
Свадьба Изуны до боли напоминала Мадаре собственную: старый священник, трое брачующихся, связь кланов Учиха-Узумаки-Сенджу. Разве что гостей больше.
Смешно вышло, на самом деле. Как раз перед свадьбой Тобирама вновь сцепился с Изуной. А Мадара всегда держал своё слово. Уговорить Хашираму вообще было плёвым делом: тот считал, что младшие братья горят друг к другу вовсе не ненавистью веков, а пылкой страстью юности.
Сказал бы Мадара, что именно горит и где, да только ругаться на свадьбах было нельзя.
Клановые печати с невесты сняли старейшины Узумаки. А вот новые не поставили — приказ Мадары и Хаширамы. Узумаки Мито от счастья едва не светилась, младшие братья основателей Конохи — не слишком, но лица держали. Мадара, выполнив свой долг, отошёл от молодожёнов и вернулся к Тоф.
Только не уследил, что егоза-Мито метнулась вслед за ним.
— Узуко! — завизжала новобрачная, алым вихрем налетая на Тоф. — Узуко-о!
Идеальный, но излишний, по мнению Мадары, макияж тёк по хорошенькому лицу Мито чёрно-белой грязью. Она капала на светлые одежды Бейфонг, — Бейфонг? — пачкала их противными разводами, оставалась комками на ткани.
Тоф не возражала против чужого, — чужого?! — имени, легонько похлопывала ревущую Мито по спине и прохладно, вежливо улыбалась для принцессы Узумаки.
Несмотря на полыхающее внутри багрово-чёрное пламя, голос у Мадары был абсолютно спокойный:
— Разве могут быть тайны между супругами?
Для него Тоф-Узуко улыбнулась так же широко и по-шальному, как и раньше.
Совершенно не по этикету.
Четвёртая
Мито довольно улыбалась, скрыв лицо за ярким расписным веером. Ну, в самом деле! Невозможно было удержаться от веселья, глядя на то, как дурень-Хаширама пытается казаться лучше, чем он есть на самом деле.
Ах, любовь… она и не на такое толкала. Мито вспоминала семейные хроники Узумаки, которые она читала ночами, и только смешливо фыркала: не дорос пока Сенджу до масштаба ухаживаний её предков! Ну, пока не дорос. Судя по энтузиазму Хаширамы, до этого было недалеко.
Но Узуко-то, Узуко! Какая же она молодец! Держится по-каменному, ни на гран не отступая от насмешливо-вежливого поведения, по краю ходит по этой вежливости и едва не срывается в обычную для Узумаки грубость. И ни-ка-ко-го проявления хороших чувств к настырному первому Хокаге!
Зато тонна добрых насмешек и привязанности доставались главе клана Учиха. Ну, вообще-то, это правильно: всё-таки их венчали перед богами. Ещё бы не было в этом союзе Хаширамы — и вообще бы отлично. А то придумали. Тройные браки.
Хотя, говоря откровенно, своему тройному браку Мито была на удивление рада. Вспыльчивость и вежливость Изуны отлично уравновешивались ледяным спокойствием и по этикету выверенной грубостью Тобирамы. Что приятно: пока злился и ругался один, благодушен и насмешлив был второй. Так что Мито в любом случае получала свою порцию ласки или страсти, в зависимости от её собственного настроения.
Она всегда была ненормально привязана к Узуко. Казалось бы, у неё было много других братьев и сестёр, намного ближе по крови, но в душу запала именно эта слепая девочка. Даже первое воспоминание Мито было связано с ней: юная химе упала и сильно ободрала коленку. Естественно, слёз она тогда не сдержала. Ревела на всю округу, с подвываниями и икотой.
— Чего орёшь? — недовольно спросили у Мито кусты справа.
Узумаки настолько этого тогда перепугалась, что в один миг растеряла все слёзы и замолчала. Только икала, не переставая.
Кусты зашуршали, затряслись. Мито тряслась вместе с ними: ей мама только-только рассказывала сказку про страшных ёкай, которые воровали непослушных детей и ели их на обед. А Мито как раз в последнюю неделю была очень непослушным ребёнком.
Потом из кустов вышла девочка года на три старше самой Узумаки, и у Мито отлегло от сердца. Никаких ёкай, просто очередная сестра из клана. От облегчения Мито опять заревела.
— Ну, ну, — сестра-Узумаки похлопала её по голове, как щенка, — не реви. Давай я посмотрю.
Контраст последнего слова и слепых глаз помог Мито успокоиться. Немного, но этого хватило, чтобы поток слёз стал поменьше. Теперь химе просто сидела на земле и коротко всхлипывала, продолжая при этом икать.
Слепая Узумаки зачем-то топнула, потом подошла к Мито и осторожно накрыла её коленку ладонью. Кивнула сама себе и быстро вернулась в кусты, чтобы выйти обратно с полным ртом какой-то зелени.
— Что ты ешь? — удивилась Мито, совсем забыв и про свой испуг, и про коленку.
Слепая девочка что-то промычала, активно работая челюстями. Из уголков её губ вытекали капли ярко-зелёного сока. Они падали на клановые светлые одежды и впитывались яркими пятнами, которые, — Мито была уверена, — ни одна стирка не выведет.
Разжевав траву, слепая девочка подошла к Мито и плюнула зелёную жижу ей прямо на коленку. Юную химе от этого передёрнуло, но она промолчала. Удивительным образом коленка перестала болеть почти сразу же.
— Лиштя охня, — непонятно сказала слепая Узумаки. — Пес поли… ощень щильные.
Она улыбнулась зелёным ртом, и Мито против воли рассмеялась. В улыбке слепой девочки явно не хватало нескольких зубов.
Так начались их странные, тайные для всех отношения. Практически дружба, хотя Мито чаще чувствовала себя скорее опекаемым ребёнком.
На людях и при других детях Узуко, — она не любила своё имя, — была холодной, не могла нормально передвигаться и вообще казалась до жути несамостоятельной. Её не любили ни взрослые, ни дети: первые смотрели с презрением и неприятной жалостью; вторые копировали поведение первых, хотя сами не понимали, зачем это делали. В итоге у Узуко не было друзей или хотя бы хороших знакомых в клане, кроме Мито.
Если честно, Мито этим втайне гордилась. Ей нравилось быть особенной, хотя бы для слепой девочки.
Когда они оставались наедине друг с другом, то Узуко из слабенькой незрячей внезапно становилась довольно жизнерадостным и активным ребёнком. Она водила Мито по редким лесам Узушио, учила ловить, жарить
